Ярко-красные маки. Казалось, им здесь не место. Но они были олицетворением пролитой здесь крови. Бордовыми каплями они разбросаны среди буйной зелени, в которой утонуло село. Сразу за маками стоит разбитый дом с зияющими дырами в стенах и на воротах. Пустыми глазницами-окнами он печально глядит тебе в душу. В воздухе витает беззвучный вопрос: «За что?»
В 2017 мы приехали в многострадальный посёлок Никишино. Сейчас я всматриваюсь в дом, который был мне до боли знаком. Перед глазами стояли картинки из марта 2015-го. Такое вряд ли возможно забыть.
Их хоронили у своих порогов…
У меня под ногами — месиво из грязи, ржавых осколков, разбитого кирпича и гильз.
Вместе с волонтерами гуманитарных организаций ДНР в марте 2015-го я приехал в поселок Никишино. В отличие от поездки в Дебальцево, я ехал налегке. Броню не стал брать, хотя в посёлке всё также было опасно. Это было опрометчиво с моей стороны, но с другой стороны — я бы себя точно неловко чувствовал, когда увидел, как малыши бегают среди развалин в обычной одежде, а я в бронежилете и каске хожу с фотоаппаратом.
Утро было морозное. Почему-то его очень хорошо запомнил. Солнечно. Мы забираемся в белый минивэн. Грузовое отделение под крышу забито всякой всячиной: лекарства, вещи, детские игрушки. Волонтёры — молодые девочки уселись сзади, а я впереди с водителем. Так было удобнее снимать всё, что попадается на глаза. Добирались окольными путями. Большинство троп были либо заминированы, либо ещё не проверены. После боёв очень много осталось неразорвавшихся снарядов, разбросанных по округе. С дороги не съезжали. Слишком опасно. У обочины попадались подбитые танки. Смертоносная техника стояла безжизненная, но всё такая же устрашающая. Как дикое животное, прибитое к земле, но ждёт удобного случая, чтобы вцепиться в глотку обидчику. Поэтому к подобным ржавым грудам металла я не подходил.
Заехали в посёлок. Буквально неделю назад здесь не стихали бои за населенный пункт. Сразу после освобождения села, неравнодушные люди потоком хлынули сюда, чтобы помочь местным жителям, которые пережили ад боевых действий.
Подошву ботинка пробил острый осколок, правую ногу пронзила боль. Повезло, что подошва задержала осколок, я вытащил из ботинка буро-оранжевый кусок смертоносного металла. Вся дорога была покрыта такими же «малышами». Металлический ковер. После этого случая мне удалось обзавестись берцами. Их твёрдая подошва позволяет ходить по остриям останков побоищ. Не раз потом я с облегчением вздыхал, когда наступал на осколок или длинный ржавый гвоздь, но не чувствовал боли.
У изрешечённого забора молодая семья убирала осколки, битое стекло и небольшие части разрушенного дома. Своим родителям с маленьким веничком в руках помогала крошка лет восьми. Они не сразу обратили внимание на гуманитарный бусик, который привез им лекарства, продукты питания и одежду.
Чуть дальше стоял грузовик. В кузове сидела девушка и раздавала пожилым людям гуманитарную помощь. Мне было неловко их фотографировать. Внутри было странное ощущение стыда. Я сочувствовал этим людям, так как думал, что понимаю, что им пришлось пережить. Я ошибался, потому что подобное понять нельзя. Либо пережил войну, либо только представляешь себе это.
Истории, которые рассказали старики, достойны того, чтобы их услышали. После недолгой беседы с одной из старушек в очереди меня окликнула женщина. Она увидела у меня в руках камеру и предложила сделать несколько снимков. Женщина с выплаканными глазами привела меня к дому. Точнее, к руинам, пепелищу, что когда-то было домом для большой и дружной семьи. И вот предо мной груда обгорелого кирпича вперемешку с грязью и обгоревшими останками былой жизни. Старушка переселилась в небольшую летнюю кухню. В комнатушке стояла кровать, шкаф и всё. Больше там особо нечему было поместиться. В предбанничке стоял стол с мелкими пожитками, вроде лекарств, очков и прочего, что осталось у бабушки.
«Снимай, снимай», — с отчаяньем и безысходностью повторяла женщина у меня за спиной. Их жизни были разрушены. Единственное, что давало им надежду — голоса журналистов. Они хотели, чтоб мир услышал об их трагедии.
Недалеко от этого места стояли две женщины и мужчина. Они о чем-то разговаривали. Я подошел и предложил им рассказать свои истории. Без опасений и испуга они поведали мне, в каких условиях провели последние 8 месяцев. В поселке людей осталось не так много. Большинство успели уехать. Кто решил остаться на своей земле, были вынуждены пережить ад.
Из всего изобилия трагических историй наиболее впечатляющей для меня стала история одних похорон. Шли ожесточенные бои. Женщину убило осколком в собственном дворе. Соседи сначала отнесли тело в гараж и посадили в кресло. Когда тело начало разлагаться, соседские парни под свист пуль и шквальный огонь артиллерии вырыли небольшую яму в огороде и рядом с деревом похоронили женщину. На тот момент, когда я был в Никишино, кладбище не было проверено саперами. Возможности перезахоронить тело не было. Хозяйка дома так и осталась лежать в собственном дворе, где смерть настигла её.
«Осторожно, мины!»
В лучах июньского солнца, лёжа на лавочке у дома, купалась кошка. На верёвке сушилась одеяла. Рядом с домом стояла стопка свежего кирпича в ожидании своего часа. Я узнал этот дом. В 2015-м именно его показывала мне старушка, рассказывая об ужасах войны. В сознании эхом отдалась её фраза: «Вот в этой летней кухоньке и живу. Слава Богу, хоть она осталась». Я всматривался в детали, но не решался зайти и поздороваться. Были все признаки того, что тут кто-то живёт. Наверняка, женщина продолжает жить в родном доме. Только я сделал шаг, как меня окликнули. Коллеги не хотели долго ждать меня. Нужно было двигаться дальше.
Подошвой кроссовка почувствовал, что наступил на твёрдый бугорок. Им
оказался хвостовик от мины. Его «лепестки» стёсаны. По ним неоднократно
проезжала и тяжелая техника и гражданский транспорт. Этот факт говорит о
том, что мина безопасна. Возможно, во всяком случае, спасателей,
которые тогда находились в населённом пункте, ничего не смущало. Ещё
несколько таких же мин с потухшими лепестками я нашел рядом. Ими утыкан
асфальт в Никишино.
Я забежал в автобус МЧС, где меня уже ждали возмущенные журналисты. Проезжая по посёлку, обратил внимание, что заработал продовольственный магазин. Это слишком громкое название, скорее небольшой ларек. По соседству располагалась когда-то церковь. Лишь остов остался. Вместо старой святыни строилась новая. Во многих уцелевших домах появились свеженькие пластиковые окна. Дома, где живут люди, легко отличить от пустующих. Убранная территория перед домом, вставленные окна, иногда даже попадались автомобили и мопеды. По пути нам встречались чаще пожилые люди. Детям, увы, здесь будет скучно: некогда роскошный сельский клуб, где раньше занимались танцами, пением и проводили концерты, разрушен; школа стоит в руинах.
Никишино разделено на две половины. Одна часть относится к ДНР. Посредине посёлка расположена таможня. Вторая половина села, наиболее пострадавшая его часть, та, где располагались украинские войска, относится к ЛНР.
Здесь работали сапёры, которые разминировали Никишино. В памяти это место запомнилось апокалиптическим пейзажем с полностью разрушенными землянками. Поле было располосовано окопами, в котором валялись неразорвавшиеся и деформированные снаряды, жестяные банки тушенки. Среди кучи мусора я тогда нашел грязную детскую мягкую игрушку. Безумные волонтёры из «Молодой республики» ходили по деревянным ящикам со снарядами, поднимали и фотографировались с искорёженными «морковками», которые в любой момент могли рвануть. Реактивные снаряды тут были повсюду.
Украинская армия уходила налегке. Но всё иначе теперь — природа зарубцевала шрамы от траншей. В неприметной яме я узнал бывший окоп украинских военных. Здесь безопасно. Это место проверено саперами МЧС ДНР. Тогда проводилась проверка соседнего поля. Что-то гудело. Поднялась пыль. Металлические гусеницы зашевелились, передвигая бронированную машину. Она была очень похожа на танк.
— Она не годится для боевых действий. Поэтому она называется «гусеничная машина». Она разработана на базе Т-64, но вести бой она не может, — объясняет мне сотрудник МЧС.
К слову, нахождение в Никишино бронированной машины для разминирования насторожило сотрудников ОБСЕ. Они пристально следили за тем, что делают в поле сапёры. Что-то писали в своих планшетах, а после подошли к МЧСникам. По мнению международных наблюдателей, бронированная техника здесь нарушает Минские соглашения. Спасатели уже привыкли к таким разговорам. При каждом подрыве снаряда ОБСЕшники приезжают и фиксируют всё в своих отчетах.
Колейным минным тралом «танк» прокладывал себе путь по минному полю. Для преодоления препятствий трал оснащен двумя откидными штангами, которые задевают за антенну мины, и вызывает преждевременное срабатывание мины. Саперы обнаружили не транспортируемый снаряд от РПГ. Из-за деформации корпуса было решено взрывать на месте. Спасатели попросили нас отойти подальше. Мы отошли на безопасное расстояние и навели свои объективы на место будущего взрыва.
Прогремел взрыв. Земля разлетелась во все стороны. Первыми на место подрыва отправились саперы. Следом — мы. Через какое-то время прибыли пунктуальные международные наблюдатели. Засняли всё на свои телефоны и отправились к разрушенному Дворцу культуры — там они дислоцируются. Следующий снаряд взорвал трал. Пыль и белый дым окутал бронированную машину.
Израненная колыбель знаний
Под ногами хрустело битое стекло и кирпич. Бетонная балка обвалилась. Лучи света проникали в разбитое здание сквозь многочисленные дыры от танковых и артиллерийских снарядов. Повсюду лежат учебники и тетради, старые деревянные столы и стулья. Были открыты настежь прогнившие деревянные окна без стекол. Абсолютно пустой стоял спортивный зал с одним уцелевшим баскетбольным кольцом. Зелень пробивала бетонный пол руин школы поселка Никишино. Природа значительно сильнее человека.
Сельские школы очень похожи, но не поэтому это место мне показалось знакомым. Практически такую школу я видел в поселке Степановка (вблизи Саур-Могилы). Добровольцы из «Правого сектора», оставляя населенный пункт, намеренно били по социально важным объектам. Они так и говорили, чтобы жизнь здесь было невозможно восстановить. Их «побратимы» в Никишино проделали ту же «спецоперацию».
По пути назад заметили, что на истерзанном памятнике советскому солдату появился алый флаг. Несломленный солдат победоносно держит знамя Победы. На фоне памятника — разбитый клуб. Я его запомнил усыпанным битым кирпичом и разбитой детской площадкой перед ним. Местные убрали территорию вокруг дворца культуры. Белых бронированных машин здесь уже не было. Рабочий день закончился у международных наблюдателей. Пора возвращаться в уютную гостиницу в центре Донецка, где вкусная еда и расслабляющий алкоголь.
На данный момент, на 2020 год, спасатели уже закончили разминирование. Хотя мне кажется, что эхо войны ещё даст о себе знать.
Неизлечимые раны
Внутри меня были спорные ощущения. С одной стороны — жизнь в Никишино понемногу вернулась. Люди стараются восстановить то, что ещё можно. Но их усилий недостаточно. Для того, чтобы местные могли полноценно вернуться к обыденной жизни, нужны колоссальные усилия и огромные деньги. Уничтоженные здания всё же не дают полностью насладиться мирной жизнью. В них будто бы остались свист пуль и мин, крики и стоны. Пережитое навряд ли получится забыть очевидцам тех кровавых событий. Оно останется с ними навечно. Ужасающие картинки боев за поселок будут будить ночью, как военных, так и гражданских.
Апокалиптическая картинка не в полной мере, но может рассказать об аде, творившемся здесь зимой 2015-го. Мне вспомнился доброволец из России, с которым я познакомился уже после того, как он ушел «в запас». Солдат в боях за Никишино потерял ногу. Только этот факт заставил его оставить оружие и заняться гуманитарной миссией. Денис, так зовут питерского добровольца, помогает раненным бойцам реабилитироваться, восстановиться, не пасть духом и разувериться в жизни. Тогда он мне рассказал следующее:
— Когда я был на войне, я много пил кофе. Я видел разрушения, смерти товарищей на фронте, обезумевших от канонады животных. В своем подсознании я возвращался домой, приходил в кафе и пил свой любимый кофе. После я вернулся. Как и мечтал, я зашел в любимое кафе. Наблюдал за тем, как рядом сидят обычные люди. Размеренно общаются на какие-то мирские темы. Я сидел с кружкой кофе, вдыхая его аромат полной грудью, и не мог отделаться от мыслей, преследовавших меня все то время, что я находился в мирном городе. Я думал о войне и о Донбассе. Не мог отделаться от навязчивой идеи вернуться в Донецк и снова воевать с товарищами, с которыми стояли в Никишино и штурмовали блокпост украинской армии под Дебальцево. Так получается, что там я мечтал о мирной жизни, а здесь думаю только о войне.
Увы, но война не проходит бесследно ни для кого…
Оригинал: https://asd.news/articles/voyna/nikishino-zastryavshee-v-voyne-/
